Про off shore обычно либо ничего не знают, либо знают, что это — про дешёвую рабочую силу и отмывание денег. Когда речь заходит об IT-офшоре, все первым делом вспоминают про Индию, забывая о том, что Латвия тоже является IT-офшором, который постепенно, медленно, но уверенно теряет свои преимущества. Чем мы будем через год-два? И будем ли хоть чем-нибудь?
В одном правы любители вешать ярлыки, offshore всегда идёт рука об руку с желанием сэкономить. Так или иначе, в подавляющем большинстве случаев бизнес-процесс или какой-либо проект переносят в другую страну почти исключительно из-за желания если и не заработать, то каким-то образом сократить издержки. Принято считать, что самый главный привлекательный момент использования офшора — это дешёвая рабочая сила. Но в действительности имеет значение всё: цена на недвижимость, законы, налоги, наличие воздушных и морских портов и прочей инфраструктуры. Коротко говоря, капитал и заказы текут туда, где им выгодно и удобно.
Офшор как экономическое понятие всегда вызывает много споров — благо это или зло для заказчика и исполнителя? Кто-то может чувствовать себя оскорблённым тем, что его «используют». Другие могут протестовать против того, что из их страны уходят рабочие места. Однозначного взгляда на моральную сторону проблемы нет.
Не следует путать офшор с аутсорсингом. Это совершенно разные понятия. Первое всегда подразумевает передачу бизнес-процесса или проекта в другую страну и может осуществляться в рамках одной компании. Второе — то же самое, но не обязательно в другую страну и всегда другой компании.
Сплошь и рядом встречаются комбинации этих двух понятий, но они отнюдь не тождественны. Помимо offshore есть также понятие nearshore, которое на самом деле почти исключительно маркетинговое. Ведь по сути это то же самое, что и offshore, только расположено значительно ближе к заказчику географически. Изобрести его потребовал рынок — слово «офшор» в IT-индустрии очень быстро стало ассоциироваться с Индией, а затем и с Китаем. Чтобы выгодно подчеркнуть, что они «там», далеко, а мы «тут», близко, и придумали термин nearshore. Для американской компании nearshore — это Латинская Америка, Мексика. Для Западной Европы — Восточная Европа и страны Балтии.
Латвия как nearshore
Пора сказать об этом прямо (не прямо мы говорили уже достаточно часто) — латвийская IT-индустрия функционирует в основном за счёт заказов извне. Если посмотреть на крупные ком-
пании — Accenture, Exigen Services, Lattelecom Technology, TietoEnator Alise — основные их заказы приходят из-за рубежа. Кто-то нашёл партнёров в Германии, в основном по старым связям, кто-то выполняет заказы для американцев, кому-то повезло со швейцарским страховым бизнесом, чья-то работа завязана на страны Северной Европы.
В принципе, в этом нет ничего предосудительного. В конце концов, латвийские программисты обеспечены работой, растёт их квалификация, они платят здесь налоги. Мы получаем уникальный опыт, можем посмотреть, как работают другие и какие требования предъявляют заказчики. Десятки, если не сотни стран во всём мире функционируют как офшоры, причём во многих из них уровень жизни превышает уровень жизни в Латвии
Приведём список стран, которые Gartner в декабре прошлого (2008) года посчитал крупными IT-офшорами. Для США nearshore и самыми привлекательными для размещения заказов странами, являются Аргентина, Бразилия, Канада, Чили, Коста-Рика, Мексика и Уругвай. Для Азии — Австралия, Китай, Индия, Малайзия, Новая Зеландия, Пакистан, Филиппины, Сингапур, Шри Ланка и Вьетнам. Для Европы: Чехия, Венгрия, Ирландия, Северная Ирландия, Израиль, Польша, Румыния, Россия, Словакия, Южная Африка, Испания, Турция и Украина. Не такая уж постыдная компания. Другое дело, что Латвия рискует потерять свой статус офшора и произойти это может уже в ближайшие годы. Потому что, как мы уже выяснили, смысл существования офшора — это предложение заказчику более интересных, чем на его домашнем рынке, условий. Как по зарплате, так и качеству работы, инфраструктуре, удобству взаимодействия и многим другим параметрам.
Какой смысл компании из Стокгольма заказывать работу латвийскому программисту, если другая фирма в Мальме сделает её быстрее, как минимум не дороже, но при этом находится в нескольких часах езды на автомобиле, говорит с заказчиком на родном языке и оформление контракта с ней проще юридически?
Рост зарплат и приближение их к общеевропейскому уровню может оказаться фатальным для латвийской IT-индустрии, которой придётся либо умерить свои аппетиты, либо переключиться на внутренний рынок и начать выходить на более высокий уровень офшора и специализироваться на чём-то одном. Попутно решая целый пласт проблем.
Сугубо латвийские проблемы
Одной из вещей, на которую обращают внимание IT-консультанты, является проблема продуктивности. Аксиома офшоринга гласит, что по мере развития проекта продуктивность работ должна расти. Если на этапе запуска проекта возможны (и ожидаемы) проблемы взаимодействия, низкой эффективности труда, простоев, то по мере отлаживания механизма он должен раскручиваться всё сильнее и сильнее, достигая максимума и оставаясь на таком уровне. Проблема нашего менталитета заключается в привычке «напрячься, а потом расслабиться». Или наоборот.
Индия как «мама» IT-офшора
В середине 90-х годов прошлого столетия Индия встала и гордо помахала флажками азбуки Морзе: «Мы говорим по-английски, и у нас образованное население, готовое работать за копейки». Сигнал восприняли в США, где как раз намечался бум, связанный с проблемой Y2K. Индийское правительство создало для американских компаний все условия, и они пошли.
Но Индия продвигала себя как решение «23 в одном» — рекламировался офшор вместе с оутсорсингом, то есть компаниям предлагали выносить за пределы США чуть ли не целые отделы и даже бизнес целиком.
В долгосрочной перспективе это оказалось ошибкой. Основные проблемы при таком подходе — трудности контроля за ситуацией, помноженные на разницу в менталитете и культуре, плюс часовые пояса дали на выходе не совсем то, что ожидалось.
На всё это наложилась также проблема языка — да, Индия говорит по-английски, но лишь наиболее образованная часть, либо пожилые люди. Молодёжь, особенно без университетского образования, особенно готовая работать за гроши, говорила на таком английском, что у пользователей, звонивших в Help Desk той же Microsoft, уши сворачивались в самые причудливые формы. Поскольку «кол-центры» для американского бизнес-пользователя стали этаким front end индийского офшорного бизнеса и формировали первое впечатление, отношение к Индии в США (а вслед за ней и в Европе) стало крайне негативным.
Так сформировались два мифа — в Индии всё даром, но всё некачественно. Институты год за годом говорят о низкой эффективности труда в странах Балтии. Их отчёты читают те, кто принимает решение в бизнесе. Вторая проблема заключается в языке. В лучшем случае у нас можно ожидать знания английского и то не идеального. Русский, к сожалению, не аргумент — Россия сама является довольно крупным офшором, и у неё есть доступ к более дешёвым, чем Балтия, русскоговорящим ресурсам.
А между тем страны «западной Восточной Европы», та же Словакия, например, могут похвастаться приличным уровнем немецкого и итальянского. И географически она ближе к Вене и крупным немецким центрам.
Крупнейший латвийский аэропорт, к счастью, пока проблемой не является, скорее, конкурентным преимуществом перед соседями по Балтии. Из аэропорта «Рига» можно легко попасть в любую скандинавскую столицу уже к началу рабочего дня. С другой стороны, таллинский порт также является крупным транспортным узлом, а у Литвы есть запас по стоимости рабочей силы, которая живёт и работает не в Вильнюсе, а других городах.
Географическая «ограниченность» — это довольно серьёзная наша проблема. С точки зрения IT-индустрии вне Риги жизни нет. Все крупные латвийские IT-компании работают в Риге и автоматически выступают в роли пылесоса, всасывая таланты и просто людей, готовых работать, изо всех уголков Латвии. Причём, с точки зрения работодателя, проблема обычно видится в том, что люди просто не хотят жить там, где родились — демографическая яма в Даугавпилсе, где практически нет людей возраста 20–35 лет, является лучшей тому иллюстрацией. А открывать офис на менее чем 50–70 человек за пределами столицы невыгодно. Но где их взять, эти десятки специалистов? С другой стороны, работники утверждают, что уезжают, потому что дома нет работы.
Следующая проблема — интеллектуальная собственность, точнее, её защита. Ни одна крупная компания не отдаст работу в офшор, если не будет уверена в том, что местные партнёры и/или работники не украдут принадлежащие ей технологии. Пиратство является одной из причин сравнительно небольшого количества фабрик в Китае, которые бы производили действительно «топовые» чипы по самым передовым технологиям — производители не хотят рисковать. В этом свете для многих, возможно, усилия нашего правительства по борьбе с пиратами покажутся более осмысленными. Латвии как стране-офшору не нужна слава пирата.
Огорчает и то, что правительство не воспринимает IT-бизнес как производство. Если крупная компания захочет построить завод, который обеспечит работой 500 человек, это событие получит широкую огласку и предприятие, скорее всего, почувствует на себе поддержку государства. IT-компании таким образом никто не поддерживает, так как их труд никем не воспринимается как производство.
116 европейских миллионов
В ушедшем году Латвия получила великолепный шанс если и не соскочить с иглы офшорных денег, то по крайней мере диверсифицировать риски: мы получили добро на освоение порядка 116 млн Ls, которые выделят европейские фонды на развитие электронных государственных систем.
Интересно, что министр по делам электронного управления Сигния Балиня в интервью digital times ранее заявляла, что самой большой проблемой ей видится отсутствие в Латвии достаточного количества компаний, способных освоить столь масштабные средства и выполнить обширные государственные заказы. Похоже, кризис и тот факт, что оплата труда практически достигла европейского уровня, точнее, порога, после которого нас перестанут воспринимать как IT-офшор, дадут шанс латвийскому бизнесу доказать — г-жа министр ошибается.
Кстати, здесь надо оговориться, Западная Европа не воспринимает Латвию как IT-офшор, мы слишком небольшие для этого. Для них латвийские компании — это удобные партнёры, которые могут сделать дешевле или быстрее, или качественнее.
Правда вот «дешевле» — уже не аргумент. И при этом их никто не воспринимает так, как воспринимают индийский или хотя бы польский бизнес.
У нас есть просто компании, да и то большинство из них — это филиалы западных гигантов, либо они принадлежат собственникам, находящимся за пределами Латвии и не заинтересованными оставлять здесь прибыль или даже проводить инвестиции.
Я бы в дворники пошёл…
Один из факторов успеха Индии как IT-офшора заключается в том, что и сама страна, и пришедшие туда крупные компании очень много средств вложили в систему образования. Легендарные цифры о 100 тыс. выпускников со степенью инженера (высшее техническое образование) в Индии, скорее всего, правда. Мало кто знает при этом, что США выпускает не меньше — 220 тыс. в 2007 году, правда, вообще по всем инженерным специальностям. Но что нам до США?
В Латвии ситуация в области естественных наук удручающая. Этой осенью digital times уже цитировала профессора Юриса Борзова, который считает, что латвийским вузам не нужно больше бюджетных мест на факультетах, связанных с естественными науками — нет спроса со стороны абитуриентов. Поэтому нужно повышать интерес молодёжи к естественным наукам, а попутно вкладывать в тех студентов, которые есть.
Из-за нестабильного курса валют на зарубежных рынках и у заказчиков, и у исполнителей могут возникнуть проблемы с долгосрочным планированием цен. Нестабильная экономика развивающихся государств подвигнет заказчиков к диверсификации и поиску партнёров в самых разных уголках планеты. У многих появится шанс получить новых партнёров.
В большинстве случаев это делается из-за более низкой стоимости работ на новом месте, хотя и не всегда. Значение имеет буквально всё — от собственно почасовой ставки и платы за
аренду помещения и до отношения к зарубежным компаниям, налогового законодательства и наличия подходящей инфраструктуры. Офшоринг очень часто путают с outsourcing.
Outsourcing — передача бизнес-процесса или даже подразделения одной компании в одной стране другой компании в этой же самой или другой стране. «Оутсорсят» обычно часть непрофильного бизнеса — например, смена ковриков в офисе компании или доставка питьевой воды.
Но нередки случаи, когда партнёрам передаётся и жизненно важная, хотя опять же, непрофильная, часть бизнеса — например, ключевая информационная система. Причина такого шага всегда кроется в деньгах или отсутствии нужного опыта и специалистов.
Nearshoring — то же самое, что и офшоринг, только связано с близким географически или (гораздо реже) по часовым поясам месте. Например, Латвия — nearshor для стран Скандинавии. По сути — исключительно маркетинговый термин, его надо было придумать для того, чтобы дистанцировать себя от Индии, которая по сути стала синонимом для слова IT-офшор.
Bestshoring — то же самое, что и офшоринг, но выбор места для бизнес-процесса определяется по строго заданным критериям и зависит исключительно от них. Является ещё одним ярким примером изворотливого маркетинга в названиях — как будто обычный офшор выбирают не по чётко заданным критериям....
А если ещё вспомнить о том, что в этом и следующем году среднюю школу заканчивают последние дети «беби-бума Перестройки», а затем нас ожидает десятилетний провал, то становится понятно — больше студентов, а затем и специалистов, не станет. И одновременно с этим латвийское государство усердно поддерживает региональные вузы, распыляя и средства, и ресурсы по всей стране.
Крупные IT-компании поддерживают латвийских студентов: специальные программы, стипендии, материалы предоставляются очень многим.
Естественно, все они преследуют при этом собственные интересы , однако так всегда было, и, надеемся, будет — индустрия должна участвовать в воспитании молодых специалистов.
Послесловие
Потеряет латвийская IT-индустрия неофициальный статус nearshore для Скандинавского рынка или нет, будет зависеть от нескольких факторов. Прежде всего от понимания государством
того простого факта, что несмотря на то что никто нас не воспринимает как IT-офшор, по факту мы являемся в том числе и им. И услуги офшоринга могут помочь нам пережить кризис.
Из принятия этого факта должны последовать конкретные шаги. Например, снижение налогового бремени, чтобы наши компании и труд наших специалистов выглядели интереснее в масштабе большой Европы.
Неплохо бы поддержать или увеличить внутренний спрос на IT — за счёт государственных заказов, так как совершенно очевидно, что ослабленный кризисом частный бизнес будет бороться за выживание, а лишние деньги если куда и будут вкладывать, так это в покупку конкурентов, но не в информационные технологии.
В принципе, программа создания или модернизации государственных IT-систем стоимостью 116 млн Ls — неплохой задел в этом направлении.
Главное, не зарубить его на корню ликвидацией е-секретариата (который ответственен за её реализацию) и дать возможность латвийским компаниям пойти по пути Испании. Которая, хоть и является офшором, в последние годы за счёт роста внутреннего спроса сумела переориентировать ресурсы многих крупных IT-компаний.
Так, если центр разработок Accenture на заре своего основания там выполнял 70% заказов «на сторону» и только 30% внутри страны, то сейчас эта пропорция ровно обратная. К этому же, в идеале, нужно стремиться и латвийским компаниям.
Однако без помощи государства сделать это будет сложно. Для поддержания конкурентоспособности Латвии нужна более щадящая налоговая система, привлекательные условия для инвестиций, более развитая инфраструктура и значительное увеличение качества образования. Время дешёвой рабочей силы прошло.
В одном правы любители вешать ярлыки, offshore всегда идёт рука об руку с желанием сэкономить. Так или иначе, в подавляющем большинстве случаев бизнес-процесс или какой-либо проект переносят в другую страну почти исключительно из-за желания если и не заработать, то каким-то образом сократить издержки. Принято считать, что самый главный привлекательный момент использования офшора — это дешёвая рабочая сила. Но в действительности имеет значение всё: цена на недвижимость, законы, налоги, наличие воздушных и морских портов и прочей инфраструктуры. Коротко говоря, капитал и заказы текут туда, где им выгодно и удобно.
Офшор как экономическое понятие всегда вызывает много споров — благо это или зло для заказчика и исполнителя? Кто-то может чувствовать себя оскорблённым тем, что его «используют». Другие могут протестовать против того, что из их страны уходят рабочие места. Однозначного взгляда на моральную сторону проблемы нет.
Не следует путать офшор с аутсорсингом. Это совершенно разные понятия. Первое всегда подразумевает передачу бизнес-процесса или проекта в другую страну и может осуществляться в рамках одной компании. Второе — то же самое, но не обязательно в другую страну и всегда другой компании.
Сплошь и рядом встречаются комбинации этих двух понятий, но они отнюдь не тождественны. Помимо offshore есть также понятие nearshore, которое на самом деле почти исключительно маркетинговое. Ведь по сути это то же самое, что и offshore, только расположено значительно ближе к заказчику географически. Изобрести его потребовал рынок — слово «офшор» в IT-индустрии очень быстро стало ассоциироваться с Индией, а затем и с Китаем. Чтобы выгодно подчеркнуть, что они «там», далеко, а мы «тут», близко, и придумали термин nearshore. Для американской компании nearshore — это Латинская Америка, Мексика. Для Западной Европы — Восточная Европа и страны Балтии.
Латвия как nearshore
Пора сказать об этом прямо (не прямо мы говорили уже достаточно часто) — латвийская IT-индустрия функционирует в основном за счёт заказов извне. Если посмотреть на крупные ком-
пании — Accenture, Exigen Services, Lattelecom Technology, TietoEnator Alise — основные их заказы приходят из-за рубежа. Кто-то нашёл партнёров в Германии, в основном по старым связям, кто-то выполняет заказы для американцев, кому-то повезло со швейцарским страховым бизнесом, чья-то работа завязана на страны Северной Европы.
В принципе, в этом нет ничего предосудительного. В конце концов, латвийские программисты обеспечены работой, растёт их квалификация, они платят здесь налоги. Мы получаем уникальный опыт, можем посмотреть, как работают другие и какие требования предъявляют заказчики. Десятки, если не сотни стран во всём мире функционируют как офшоры, причём во многих из них уровень жизни превышает уровень жизни в Латвии
Приведём список стран, которые Gartner в декабре прошлого (2008) года посчитал крупными IT-офшорами. Для США nearshore и самыми привлекательными для размещения заказов странами, являются Аргентина, Бразилия, Канада, Чили, Коста-Рика, Мексика и Уругвай. Для Азии — Австралия, Китай, Индия, Малайзия, Новая Зеландия, Пакистан, Филиппины, Сингапур, Шри Ланка и Вьетнам. Для Европы: Чехия, Венгрия, Ирландия, Северная Ирландия, Израиль, Польша, Румыния, Россия, Словакия, Южная Африка, Испания, Турция и Украина. Не такая уж постыдная компания. Другое дело, что Латвия рискует потерять свой статус офшора и произойти это может уже в ближайшие годы. Потому что, как мы уже выяснили, смысл существования офшора — это предложение заказчику более интересных, чем на его домашнем рынке, условий. Как по зарплате, так и качеству работы, инфраструктуре, удобству взаимодействия и многим другим параметрам.
Какой смысл компании из Стокгольма заказывать работу латвийскому программисту, если другая фирма в Мальме сделает её быстрее, как минимум не дороже, но при этом находится в нескольких часах езды на автомобиле, говорит с заказчиком на родном языке и оформление контракта с ней проще юридически?
Рост зарплат и приближение их к общеевропейскому уровню может оказаться фатальным для латвийской IT-индустрии, которой придётся либо умерить свои аппетиты, либо переключиться на внутренний рынок и начать выходить на более высокий уровень офшора и специализироваться на чём-то одном. Попутно решая целый пласт проблем.
Сугубо латвийские проблемы
Одной из вещей, на которую обращают внимание IT-консультанты, является проблема продуктивности. Аксиома офшоринга гласит, что по мере развития проекта продуктивность работ должна расти. Если на этапе запуска проекта возможны (и ожидаемы) проблемы взаимодействия, низкой эффективности труда, простоев, то по мере отлаживания механизма он должен раскручиваться всё сильнее и сильнее, достигая максимума и оставаясь на таком уровне. Проблема нашего менталитета заключается в привычке «напрячься, а потом расслабиться». Или наоборот.
Индия как «мама» IT-офшора
В середине 90-х годов прошлого столетия Индия встала и гордо помахала флажками азбуки Морзе: «Мы говорим по-английски, и у нас образованное население, готовое работать за копейки». Сигнал восприняли в США, где как раз намечался бум, связанный с проблемой Y2K. Индийское правительство создало для американских компаний все условия, и они пошли.
Но Индия продвигала себя как решение «23 в одном» — рекламировался офшор вместе с оутсорсингом, то есть компаниям предлагали выносить за пределы США чуть ли не целые отделы и даже бизнес целиком.
В долгосрочной перспективе это оказалось ошибкой. Основные проблемы при таком подходе — трудности контроля за ситуацией, помноженные на разницу в менталитете и культуре, плюс часовые пояса дали на выходе не совсем то, что ожидалось.
На всё это наложилась также проблема языка — да, Индия говорит по-английски, но лишь наиболее образованная часть, либо пожилые люди. Молодёжь, особенно без университетского образования, особенно готовая работать за гроши, говорила на таком английском, что у пользователей, звонивших в Help Desk той же Microsoft, уши сворачивались в самые причудливые формы. Поскольку «кол-центры» для американского бизнес-пользователя стали этаким front end индийского офшорного бизнеса и формировали первое впечатление, отношение к Индии в США (а вслед за ней и в Европе) стало крайне негативным.
Так сформировались два мифа — в Индии всё даром, но всё некачественно. Институты год за годом говорят о низкой эффективности труда в странах Балтии. Их отчёты читают те, кто принимает решение в бизнесе. Вторая проблема заключается в языке. В лучшем случае у нас можно ожидать знания английского и то не идеального. Русский, к сожалению, не аргумент — Россия сама является довольно крупным офшором, и у неё есть доступ к более дешёвым, чем Балтия, русскоговорящим ресурсам.
А между тем страны «западной Восточной Европы», та же Словакия, например, могут похвастаться приличным уровнем немецкого и итальянского. И географически она ближе к Вене и крупным немецким центрам.
Крупнейший латвийский аэропорт, к счастью, пока проблемой не является, скорее, конкурентным преимуществом перед соседями по Балтии. Из аэропорта «Рига» можно легко попасть в любую скандинавскую столицу уже к началу рабочего дня. С другой стороны, таллинский порт также является крупным транспортным узлом, а у Литвы есть запас по стоимости рабочей силы, которая живёт и работает не в Вильнюсе, а других городах.
Географическая «ограниченность» — это довольно серьёзная наша проблема. С точки зрения IT-индустрии вне Риги жизни нет. Все крупные латвийские IT-компании работают в Риге и автоматически выступают в роли пылесоса, всасывая таланты и просто людей, готовых работать, изо всех уголков Латвии. Причём, с точки зрения работодателя, проблема обычно видится в том, что люди просто не хотят жить там, где родились — демографическая яма в Даугавпилсе, где практически нет людей возраста 20–35 лет, является лучшей тому иллюстрацией. А открывать офис на менее чем 50–70 человек за пределами столицы невыгодно. Но где их взять, эти десятки специалистов? С другой стороны, работники утверждают, что уезжают, потому что дома нет работы.
Следующая проблема — интеллектуальная собственность, точнее, её защита. Ни одна крупная компания не отдаст работу в офшор, если не будет уверена в том, что местные партнёры и/или работники не украдут принадлежащие ей технологии. Пиратство является одной из причин сравнительно небольшого количества фабрик в Китае, которые бы производили действительно «топовые» чипы по самым передовым технологиям — производители не хотят рисковать. В этом свете для многих, возможно, усилия нашего правительства по борьбе с пиратами покажутся более осмысленными. Латвии как стране-офшору не нужна слава пирата.
Огорчает и то, что правительство не воспринимает IT-бизнес как производство. Если крупная компания захочет построить завод, который обеспечит работой 500 человек, это событие получит широкую огласку и предприятие, скорее всего, почувствует на себе поддержку государства. IT-компании таким образом никто не поддерживает, так как их труд никем не воспринимается как производство.
116 европейских миллионов
В ушедшем году Латвия получила великолепный шанс если и не соскочить с иглы офшорных денег, то по крайней мере диверсифицировать риски: мы получили добро на освоение порядка 116 млн Ls, которые выделят европейские фонды на развитие электронных государственных систем.
Интересно, что министр по делам электронного управления Сигния Балиня в интервью digital times ранее заявляла, что самой большой проблемой ей видится отсутствие в Латвии достаточного количества компаний, способных освоить столь масштабные средства и выполнить обширные государственные заказы. Похоже, кризис и тот факт, что оплата труда практически достигла европейского уровня, точнее, порога, после которого нас перестанут воспринимать как IT-офшор, дадут шанс латвийскому бизнесу доказать — г-жа министр ошибается.
Кстати, здесь надо оговориться, Западная Европа не воспринимает Латвию как IT-офшор, мы слишком небольшие для этого. Для них латвийские компании — это удобные партнёры, которые могут сделать дешевле или быстрее, или качественнее.
Правда вот «дешевле» — уже не аргумент. И при этом их никто не воспринимает так, как воспринимают индийский или хотя бы польский бизнес.
У нас есть просто компании, да и то большинство из них — это филиалы западных гигантов, либо они принадлежат собственникам, находящимся за пределами Латвии и не заинтересованными оставлять здесь прибыль или даже проводить инвестиции.
Я бы в дворники пошёл…
Один из факторов успеха Индии как IT-офшора заключается в том, что и сама страна, и пришедшие туда крупные компании очень много средств вложили в систему образования. Легендарные цифры о 100 тыс. выпускников со степенью инженера (высшее техническое образование) в Индии, скорее всего, правда. Мало кто знает при этом, что США выпускает не меньше — 220 тыс. в 2007 году, правда, вообще по всем инженерным специальностям. Но что нам до США?
В Латвии ситуация в области естественных наук удручающая. Этой осенью digital times уже цитировала профессора Юриса Борзова, который считает, что латвийским вузам не нужно больше бюджетных мест на факультетах, связанных с естественными науками — нет спроса со стороны абитуриентов. Поэтому нужно повышать интерес молодёжи к естественным наукам, а попутно вкладывать в тех студентов, которые есть.
Из-за нестабильного курса валют на зарубежных рынках и у заказчиков, и у исполнителей могут возникнуть проблемы с долгосрочным планированием цен. Нестабильная экономика развивающихся государств подвигнет заказчиков к диверсификации и поиску партнёров в самых разных уголках планеты. У многих появится шанс получить новых партнёров.
В большинстве случаев это делается из-за более низкой стоимости работ на новом месте, хотя и не всегда. Значение имеет буквально всё — от собственно почасовой ставки и платы за
аренду помещения и до отношения к зарубежным компаниям, налогового законодательства и наличия подходящей инфраструктуры. Офшоринг очень часто путают с outsourcing.
Outsourcing — передача бизнес-процесса или даже подразделения одной компании в одной стране другой компании в этой же самой или другой стране. «Оутсорсят» обычно часть непрофильного бизнеса — например, смена ковриков в офисе компании или доставка питьевой воды.
Но нередки случаи, когда партнёрам передаётся и жизненно важная, хотя опять же, непрофильная, часть бизнеса — например, ключевая информационная система. Причина такого шага всегда кроется в деньгах или отсутствии нужного опыта и специалистов.
Nearshoring — то же самое, что и офшоринг, только связано с близким географически или (гораздо реже) по часовым поясам месте. Например, Латвия — nearshor для стран Скандинавии. По сути — исключительно маркетинговый термин, его надо было придумать для того, чтобы дистанцировать себя от Индии, которая по сути стала синонимом для слова IT-офшор.
Bestshoring — то же самое, что и офшоринг, но выбор места для бизнес-процесса определяется по строго заданным критериям и зависит исключительно от них. Является ещё одним ярким примером изворотливого маркетинга в названиях — как будто обычный офшор выбирают не по чётко заданным критериям....
А если ещё вспомнить о том, что в этом и следующем году среднюю школу заканчивают последние дети «беби-бума Перестройки», а затем нас ожидает десятилетний провал, то становится понятно — больше студентов, а затем и специалистов, не станет. И одновременно с этим латвийское государство усердно поддерживает региональные вузы, распыляя и средства, и ресурсы по всей стране.
Крупные IT-компании поддерживают латвийских студентов: специальные программы, стипендии, материалы предоставляются очень многим.
Естественно, все они преследуют при этом собственные интересы , однако так всегда было, и, надеемся, будет — индустрия должна участвовать в воспитании молодых специалистов.
Послесловие
Потеряет латвийская IT-индустрия неофициальный статус nearshore для Скандинавского рынка или нет, будет зависеть от нескольких факторов. Прежде всего от понимания государством
того простого факта, что несмотря на то что никто нас не воспринимает как IT-офшор, по факту мы являемся в том числе и им. И услуги офшоринга могут помочь нам пережить кризис.
Из принятия этого факта должны последовать конкретные шаги. Например, снижение налогового бремени, чтобы наши компании и труд наших специалистов выглядели интереснее в масштабе большой Европы.
Неплохо бы поддержать или увеличить внутренний спрос на IT — за счёт государственных заказов, так как совершенно очевидно, что ослабленный кризисом частный бизнес будет бороться за выживание, а лишние деньги если куда и будут вкладывать, так это в покупку конкурентов, но не в информационные технологии.
В принципе, программа создания или модернизации государственных IT-систем стоимостью 116 млн Ls — неплохой задел в этом направлении.
Главное, не зарубить его на корню ликвидацией е-секретариата (который ответственен за её реализацию) и дать возможность латвийским компаниям пойти по пути Испании. Которая, хоть и является офшором, в последние годы за счёт роста внутреннего спроса сумела переориентировать ресурсы многих крупных IT-компаний.
Так, если центр разработок Accenture на заре своего основания там выполнял 70% заказов «на сторону» и только 30% внутри страны, то сейчас эта пропорция ровно обратная. К этому же, в идеале, нужно стремиться и латвийским компаниям.
Однако без помощи государства сделать это будет сложно. Для поддержания конкурентоспособности Латвии нужна более щадящая налоговая система, привлекательные условия для инвестиций, более развитая инфраструктура и значительное увеличение качества образования. Время дешёвой рабочей силы прошло.
