Accenture Riga Delivery Center — одно из тех не многих латвийских IT-предприятий, что работает на западных клиентов. Экспортирует услуги с высокой добавленной стоимостью, оказывая их здесь и здесь же честно платя налоги. Что его руководство думает о кризисе и о действиях правительства в этот сложнейший для Латвии период?

Это не первая наша встреча с директором Accenture Riga DC Максимом Егоровым. Последний раз мы с ним беседовали ещё до разгара кризиса — зимой 2008 года. Тогда всё ещё был рост, росли и зарплаты, а рабочей силы катастрофически не хватало. И тогда же Accenture в Латвии в основном работала на Запад.

— Вы, будучи частью глобальной компании, всегда ориентировались на Запад в своей работе. Так, по крайней мере, было полтора года назад. Что-то изменилось?

— Да, мы начали работать на местном рынке, но мы не фокусируемся на нём. Участвуем в нескольких проектах, которые нам близки и в которых мы можем принести пользу. Хотя сейчас
фактически местный рынок замер, особенно сильно это ощущается в государственном секторе.

— Вы пришли на латвийский рынок или латвийский рынок пришёл к вам?

— И так, и так. Есть проекты, в которые нас пригласили. Есть области, в которых мы проявляли инициативу. В любом случае, латвийские проекты не занимают сколь-нибудь существенной доли в нашем портфеле заказов. Посмотрим, что будет дальше.

— Насколько мало их у вас? Или, вернее — как много?

— 5% от общего объёма. Мы до сих пор продолжаем работать в основном с западными рынками. И знаете, если полтора года назад было модно говорить о патриотизме и осваивать средства еврофондов в Латвии, то сегодня тренд изменился. Потому что сегодня все оценили важность экспорта и поняли, что без него страна просто обанкротится. Но мы-то всегда были ориентированы только на экспорт!

Но страна оценила это только сейчас, все интересуются экспортёрами. Например, Stendera ziepju fabrika продаёт свою продукцию в Китае и Японии. Кстати, поздравляю их с получением премии Pārdošanas Tiģeris..

Я участвовал в Балтийском экономическом форуме в прошлую пятницу и заметил кардинальную разницу между выступлением литовского премьер-министра и Валдиса Домбровскиса. Наш премьер абсолютно точно, сжато и профессионально говорил о сегодняшнем моменте. Просто супер! Но — про сегодня.

А литовский премьер говорил о будущем. Он говорил о том, куда они идут. Сегодняшний момент для него был чем-то самим собой разумеющимся. Правда он управляет страной во второй раз, первый раз он был у власти в Литве в конце 90-х и выводил страну из того кризиса. Потому некоторые моменты для него слишком очевидны. Так что рассуждал он больше о будущем, говорил о долгосрочной перспективе. Но при этом в Литве приняты и среднесрочные программы развития, которых у нас нет в принципе. К сожалению.

— Что это за программы?

— Они закончили планирование реформы высшего образования и уже запустили её. Другой пример — свои строительные мощности они перевели со строительства нового жилья на теплоизоляцию существующего.

Это позволит экономить в будущем на расходах на энергию, а сейчас даёт работу массе людей и поддерживает целую отрасль. И это лишь примеры.

— Как вы оцениваете шаги, которые нынешнее латвийское правительство предпринимает здесь и сейчас?

— Я вижу, что они достаточно профессионально работают со структурой расходов. Но в последнее время мне лично стало не совсем понятно — видим мы всю картину или нам показывают только её часть? Будет достаточно этого урезания бюджета или осенью опять нужно будет его резать?

— А прогрессивное налогообложение, что Вы скажите об этом?

— Это ошибка. Я общаюсь с коллегами здесь в Латвии, эта тема очень активно обсуждается. Потому что понятно, что для отрасли, которая построена только и исключительно на людях, подобные изменения будут очень-очень негативны. Это сильно ударит по нашей конкурентоспособности на балтийском рынке. Accenture — предприятие достаточно большое и потому нам сложно переехать. А маленькие фирмы из 5–20 человек могут просто начать регистрироваться в Литве. Можно получить вид на жительство в Литве и платить налоги там.

— Но для вас это не вариант?

— Я не могу сказать, вариант ли это для нас. Но последняя информация, которая есть у меня, о том, что происходит в правительстве, выглядит так, что мы должны начинать прорабатывать какие-то возможные ответные действия. Потому что и так из-за неграмотного финансового управления страной наши издержки повысились.

А если правительство сейчас ещё дополнительно повысит налоговое бремя, то вообще какая-то бессмыслица получается.

Хотя г-н Домбровскис, судя по тому, что он говорил во время форума, прекрасно понимает, что в данной ситуации налоги надо снижать. Я думаю, что он отдает себе отчёт в том, что ему
надо задушить все расходы, чтобы появилась возможность снизить налоговое бремя. Но правительство — оно больше, чем премьер, наверное, там решения принимаются коллегиально.

Он хорошо формулировал, он сказал, что у нас в Латвии есть две задачи — survival и revival. К сожалению, приходится начинать с первого. Есть какие-то вещи, которые диктует момент, тут ничего не поделаешь — нужно сокращать. Но насколько глубоко это всё будет и насколько это потом поможет в revival-части — вот в чём вопрос. Ответа не него пока нет.

— Вы сказали про «ответные действия» Accenture. А какими они могут быть? Перенос офиса в Литву?

— Без комментариев на данный момент. Но факт то, что прогрессивный налог на доходы населения приведёт к уходу малого и среднего бизнеса в тень. А компании с полностью прозрачной бухгалтерией, которые никогда не станут платить зарплаты в конверте, он поставит в крайне невыгодные условия. Это безрассудное решение правительства.

— Что касается рабочей силы…Мы слышали, вы сокращали людей это зимой. Это так?

— Полные отчеты о результатах нашей деятельности доступны в Интернете. Мы котируемся на Нью-Йоркской бирже и предоставляем более полную информацию о нашей деятельности, финансовых показателях, чем большинство местных фирм. Положение и действия отдельных офисов мы не комментируем.

— Хорошо. Что с зарплатами? Насколько мы понимаем, они падают — и у вас, и на рынке.

— С одной стороны, нам стало немножко свободнее дышать. Нет такого сильного превышения спроса над предложением. Но с другой стороны, в нашем бизнесе хорошие специалисты всегда в цене. Конечно, уровень зарплат немного снизился, на рынке появились свободные люди. Правда, далеко не во всех специализациях.

По некоторым направлениям нехватка как была, так и осталась. Но я не думаю, что стоит обольщаться на этот счёт. Ведь население у нас всего два с лишним миллиона и количество специалистов не такое большое. И в то же время правительство в последние годы не развивало образование в IT, а значит, и свежей крови тоже немного. Поэтому я не думаю, что мы тут когда-либо будем жить в раю на земле, когда специалисты по Siebel, SAP будут появляться в HR-отделе по щелчку пальцев. Не будет такого, это абсолютно ясно.

— Так что, совсем-совсем ничего не изменилось? Кризис ничего не дал и никаких уроков мы из него не вынесем?

— Почему же. Климат ощутимо изменился, причём в лучшую сторону. Все вдруг поняли, что не надо пытаться получить в этом году 15% роста ВВП. Все теперь рассуждают так: давайте мы в этом году получим 7% и в следующем 7%. Почему? Потому что тогда у нас будет шанс и через год эти 7% роста повторить. А если в этом году мы любой ценой нарисуем 15%, то в следующем у нас очень может быть и падение на все 18%. Наконец-то к нам пришло понимание того, что развитие должно быть постепенным.

Но постоянным. И иначе нельзя. И это проявляется в решениях и поступках каждого отдельного человека. Я думаю, что это тот урок, который мы, видимо, сейчас из кризиса и вынесем — нельзя всё так активно и яро скупать, ничем хорошим это не кончится, нужно правильно рассчитывать свои силы. Опять же согласен с премьером, который в конце своего выступления сказал, что ключевая проблема Латвии остаётся — в условиях ЕС у людей есть свобода перемещения. Поэтому нам здесь нужно создавать условия для того, чтобы люди оставались жить, строили карьеру и воспитывали детей. Как это сделать? На этот вопрос мы, наверное, все ответ и ищем.

Если взять конкретно нашу индустрию, то в ней есть рейтинги, в которых десятки показателей. В свежей версии одного из них мы, например, на 22-м месте. Вроде бы не идеал, но при этом в Европе мы пятые.

— О, не так уж и плохо.

— Но при этом Эстония и Литва впереди нас. В этом рейтинге хорошо видно, по каким параметрам нас опережают. Образование, количество и доступность специалистов, знание языков, политическая и финансовая стабильность. В этих направлениях и надо работать. Потому что на эти исследования обращают внимание заказчики при выборе партнёров и исполнителей, это не просто никому не нужные бумажки.

— А вообще Литва и Эстония у нас же раньше никогда не воспринималась так остро в качестве конкурентов. А сейчас об этом говорят всё чаще и чаще. Это какой-то новый тренд?

— Латвийский рынок был очень активен и сильно рос, поэтому уровень конкурентоспособности среди Балтийских стран мало кого интересовал. По естественным причинам нас в Accenture это занимало больше.

Сейчас все в стране вспомнили про важность экспорта, и всем стало интересно, с кем мы конкурируем на общеевропейском рынке и как мы выглядим на общем фоне. Отсюда и повышенный интерес к соседям.

— Про девальвацию говорить будем, или ну её?

— (Смеётся) Про девальвацию говорить можно, но бессмысленно. Я считаю, что если девальвация будет, она не даст экономического эффекта. Ситуация достаточно простая. С одной стороны, экспортируем мы мало, потому положительный эффект будет минимален. С другой стороны, долги у нас в евро, потому по себе мы девальвацией ударим сильно.

— Но рижский офис Accenture как раз много экспортирует. Вам девальвация тоже не выгодна?

— Всё же связано. Допустим, произошла девальвация. Это автоматически означает падение доходов у наших работников. Это вызовет у них проблемы, которые они так или иначе будут вынуждены решать — искать дополнительные заработки или уезжать. Это дестабилизирует всю систему, минусы перевешивают возможные плюсы и дополнительные доходы, которые мы получим.

Потому думаю, что девальвация — это совсем не решение и не ответ на проблемы нынешнего кризиcа. Я думаю, что нужно резать государственный аппарат. Вопрос — хватит ли нам на это силы воли и времени.